Сердце в подарок

Через два месяца Дима Севостьянов отметит свой первый день рождения. Можно подарить ему новую игрушку, теплую курточку, детскую кроватку – он всему будет рад. Только нужнее всего сейчас Димке другое – сердце в подарок

«Ну-ка покажи тете, как ты у нас ходишь», – Валентина Ивановна держит правнука за ручки, Димка улыбается и, покачиваясь на мягких ножках, делает шажок... «Бабушка, что ты! Его нельзя так держать, у него же клапан может сорваться», – второй шаг Димка сделать не успевает – его подхватывает на руки испуганная мама.
Они вообще готовы сутками не спускать его с рук – прабабушка Валя, бабушка Света, мама Настя, тетя Вика. Единственному в их семье мужчине, десятимесячному Диме Севостьянову, врачи полгода назад вшили в сердце искусственный клапан и велели обращаться с ними – мальчиком и его сердцем – очень осторожно: не давать плакать, не прикладывать к груди, не поднимать за ручки.
«Походить» Димку можно только так: обнять за теплые подмышки, присесть на корточки и идти рядом гуськом. Прабабушке Вале такая зарядка не под силу, и она, вздохнув, сажает правнука в ходунки: «Ну, давай, Димка, шагай, малыш…»
 
«Тяжелый» ребенок
Тут Диму уговаривать не приходится – на ходунках бегать он мастер. Попробуйте отнять у него плюшевую мышку или пластмассового лебедя, сорвется с места так, что не угонишься.
Физические нагрузки мальчику тоже запрещены, но в квартире, где свободного пространства всего один квадратный метр, длинных перебежек можно не опасаться.
Вся Димкина семья живет в двух тесных комнатках с провисшим потолком – бывшей монастырской келье 1820 года постройки на задворках старой психиатрической больницы Ставрополя. Ветхое здание расположено на оползневом склоне, поэтому в доме проваливаются полы, и по стенам ползут трещины. На кухне, размером с ванную комнату, стоят в ряд тазики и ведра – в них собирается вода с протекающей крыши.
Севостьяновы уже много лет не могут получить акт о признании их жилья непригодным. Ждать становится невмоготу: сами, может, и потерпели бы, а как перезимует в сырых, холодных комнатах их Дима?
Прошлую, первую в своей жизни зиму дома он почти не жил. Три месяца после рождения Димка провел в теплых больничных палатах, где врачи каждый день ставили ему 12-часовые капельницы и доводили до слез его маму, говоря, что шанс выжить у мальчика – один из ста.
Дима Севостьянов – «тяжелый» ребенок. У него врожденный порок сердца – Тетрада Фалло – четыре дырочки в сердце. Без хирургического лечения половина детей с таким диагнозом умирает на первом году жизни.
Когда Димка родился, Настя спросила у врача, принимавшего роды:
– На что мне надеяться?
– Надейтесь, что он не выживет, – ответил доктор.
 
Мальчик цвета джинсов
К материнству Настя готовилась основательно. Купила книжку с краснощеким бутузом на обложке и рекомендациями, как стать самой лучшей на свете мамой. По совету заморских авторов разговаривала со своим Димкой, клала ладошки на живот – чтобы он там внутри почувствовал, какие у его мамы теплые руки.
Насте все казалось, слишком сильно стучит неродившееся сердечко под ее ладонью, но УЗИ одно за другим показывали: патологии нет. А 15 декабря Димка родился на свет синим – бабушка Света говорит: «Как Настины джинсы».
В книжке для мам, которая и сейчас стоит на полке в бывшей монастырской келье, Настя прочитала, что новорожденного малыша надо сразу приложить к груди. Но когда родился ее Димка, оказалось, что к груди его прикладывать нельзя – для больного сердца такое усилие смертельно опасно. Маме разрешили только подержать сына на руках.
«Пальчика на одной ручке не хватало. Глаза синие-синие. В одну секунду его всего запомнила. Да я бы по запаху его нашла…» – вспоминает Настя.
В больнице ей посоветовали: «Подпиши отказ и ступай домой, ты молодая, еще десяток нормальных детей родишь».
Только Насте не нужен был десяток «нормальных», ей нужен был один – цвета джинсов – тот, что лежал в реанимации под стеклянным колпаком, к которому подпускали два раза в сутки – посмотреть и подержать за мягкую ладошку, у которого четыре пальчика на левой руке, голубые глаза и диагноз на пол-листа убористым почерком: «Большой дефект межжелудочковой перегородки, выраженный стеноз легочной артерии, открытый артериальный проток, гипертрофия миокарда правого желудочка…» – страшные слова, о которых ничего не написано в книжке для самых лучших на свете мам.
«Тяжелый порок сердца, – сказали врачи, – нужна срочная операция. В Москве, в центре Бакулева».
«Срочную» операцию мальчику сделали через четыре месяца, когда его сердце, измотанное каждодневными приступами, уже почти сдалось.
Как выглядит сердечный приступ у грудничка?
Вот стоишь ты у плиты, греешь кашку и слушаешь в приоткрытую дверь, как твой сынишка сопит, гулит и стучит погремушками в кроватке.
А потом становится тихо-тихо.
Забываешь манку на огне и бежишь в тишину: там, на белом одеяльце синий мальчик не может вдохнуть, заплакать, закричать – только раскрывает беззвучно потемневшие губы, как рыбка, выброшенная на берег.
И так каждый день – сначала три раза, потом пять, десять: сжимается в маленькой груди невидимый клапан, не пускает в сердце кровь, и ребенок синеет на глазах и плачет без звука. Страшно тормошить, еще страшнее – стоять и смотреть, как задыхается среди погремушек твоя маленькая рыбка.
Врачи в Бакулевке сказали Насте, что даже одного (а их было 10 на день!) приступа Димино четырехмесячное сердце больше бы не выдержало. Прямо с маминых рук мальчика забрали в операционную, вшили искусственный клапан и велели приезжать через полгода.
Полгода заканчивается 17 ноября – через две с половиной недели.
 
Бумажный конверт
На повторную операцию, как и на первую, Диме деньги не нужны – ребенка прооперируют бесплатно, по квоте.
Но на вызовах из Бакулевки отдельной строкой вписано: «Никаких расходов, связанных с поездкой и пребыванием в Москве больного и сопровождающих лиц, институт не несет и жильем не обеспечивает».
У Научно-исследователь-ского центра сердечно-сосудистой хирургии нет денег на то, чтобы кормить десятки мам, приезжающих в столицу с детьми, половина из которых без операции умрет на первом году жизни. По-видимому, нет на это денег и у государства. И уж точно нет их в семье Севостьяновых, которая живет на скромные заработки бабушки, торгующей яблоками на стихийном рынке, на Димкины детские и прабабушкины пенсионные и из этих же средств откладывает деньги «на Москву».
Когда Диме делали первую операцию, его мама за две недели в столице потратила на проживание, питание (взрослое и детское) и медикаменты сто тысяч рублей. Эти деньги Севостьяновы не сняли с книжки, не выручили за продажу дачи, машины, квартиры – ничего этого в Димкиной семье не было. И ста тысяч тоже не было. Пока прабабушка не начала бегать по редакциям газет и детским фондам, умоляя: «Помогите спасти ребенка!»
И Димке помогли. Присылали деньги родители детей, у которых тоже сердце в дырочку. Приносили в бумажных конвертах по двести, пятьсот, тысяче рублей бабушки в вылинявших платочках и дедушки в потертых куртках.
Полгода назад они вместе спасли Димку – московские врачи и ставропольские пенсионеры.
Сегодня мальчику снова нужна помощь. Пока Димка в трех парах теплых носочков бегает на ходунках по холодному полу, его родные пишут письма российским олигархам и ставропольским чиновникам. Они мечтают – вдруг поможет кто-то самый богатый?
Но откликнется, наверное, опять самый бедный.

Фатима МАГУЛАЕВА